Интервью Алексея Германа-младшего про фильм "Довлатов" : Я уговорил Данилу Козловского сниматься в блокбастерах

Действие фильма происходит в 1971 году и охватывает неделю перед праздником 7 ноября. Герман дает широкую панораму аутентичной тогдашней жизни, предоставляя современному зрителю возможность кожей почувствовать холод и неуют тогдашней питерской жизни - сдержанно невыносимой не только для высоких интеллектуалов типа Довлатова или Бродского, но и для вполне рядового фарцовщика, пусть и с лицом Данилы Козловского.

- Почему ты выбрал главным героем именно Довлатова? А не Бродского, например?

- Во-первых, о Бродском все-таки уже были фильмы. «Полторы комнаты» Андрея Хржановского, например. Во-вторых, мне показалось, что о Довлатове фильм может быть нежнее, чем о Бродском. Нежнее, тоньше. Я очень люблю Бродского. Но честно тебе скажу, есть моменты, связанные с Бродским, которые я не знаю, как передать в кино. Это немножко не мое - и жизненно, и эстетически.

С другой стороны, Довлатов – ничуть не меньший символ и города Санкт-Петербурга, и того времени, чем Бродский. При этом, как мне кажется, для кино он парадоксальнее, чем Бродский. В Довлатове есть сочетание и слабости, и силы, и страха, и конформизма, и нон-конформизма. Бродский все-таки был человек более цельный, более отлитой. Многое для меня стало ясно из долгих разговоров с Катей Довлатовой, когда идея картины только рождалась, развивалась и путешествовала. Изначально Катя предлагала сделать экранизацию…

- Какой именно вещи?

- Я не помню уже. По-моему, в какой-то момент речь шла о «Заповеднике».

- А какие его рассказы тебе особенно близки?

- Я не разделяю Довлатова на отдельные произведения. У меня как-то все так утрамбовалось внутри странным образом, что я уже не могу это сделать. Рассказы, воспоминания, какие-то не принадлежащие ему стихи, чьи-то воспоминания о времени, сам образ времени - все это слепилось для меня в какой-то один комок, и я не могу внутри себя разобраться с тем, что мне больше нравится, а что меньше.

- Ты сказал, что о Бродском был фильм, а о Довлатове не было. А как же недавний «Конец прекрасной эпохи» Станислава Говорухина?

- Это экранизация.

- Да, но главный герой там все равно Довлатов, хотя он на него не похож и зовут его по-другому.

- Я не видел фильма Говорухина. Честно говоря, я его специально не посмотрел. Это дает мне некую свободу не ввязываться ни в какие дискуссии. Потому что Станислав Сергеевич как-то выразил в прессе неудовольствие тем, что мы снимаем кино о Довлатове. Он несколько раз выразил сомнение в успехе нашего начинания. Как-то у него выходило, что мы зря это затеяли. А я не хочу ни с кем спорить. Мне кажется, когда режиссер спорит о своих фильмах - это самое последнее дело. Я вполне допускаю, что ему что-то не понравится в моем фильме. А может, и понравится. Но я считаю, что Довлатов - очень крупная фигура в нашей литературе, и не надо его никому приватизировать.

И потом, мы все-таки первые, кто сознательно добивался в кино портретного сходства Довлатова. Наш фильм - не экранизация его рассказов, которые во многом выдуманы. Это небольшой фрагмент его биографии, пусть в чем-то и выдуманный, не совсем точно соответствующий фактам, ведь это не документальный фильм.

- Как отнеслась дочь Довлатова к твоему фильму?

- Хорошо, мне кажется, вся семья хорошо отнеслась к фильму.

- Как долго вы искали актера на роль Довлатова?

- Мы нашли его относительно быстро. Я полагал, что поиски затянутся на год, но серба Милана Марича мы нашли и утвердили всего за 4-5 месяцев, что очень быстро. Никого подобного Милану у нас в стране не нашлось. Кто был бы так внешне похож на Довлатова и был бы при этом и тонким, и обаятельным, и похожим на мужика, и смешным, и трагичным. Вот был Марчелло Мастроянни, такой великий полуклоун. Я считаю, что Милан – это молодой Марчелло Мастроянни.

У нас в фильме вообще снялось довольно много иностранных актеров. У них менее затертые, чем у русских актеров лица. Это важно, когда ты пытаешься создать документальную среду - она отторгает узнаваемые сериальные лица.

- Тем не менее у тебя задействовано самое узнаваемое сейчас лицо в нашем кино. Это Данила Козловский, которого ты открыл в свое время в «Гарпастуме».

- Но если ты заметил, в «Довлатове» Данила у меня не сразу появляется лицом, я даю возможность зрителям к нему привыкнуть, поверить в то, что он находится здесь, в этом времени. В таком фильме, как «Довлатов», зритель должен доверять среде, что невозможно, когда каждого второго актера ты уже где-то видел. Это какой-то ералаш. Но у нас в принципе не так много хороших артистов в стране. И да, Данила Валерьевич в определенной степени обязан своей кинокарьерой мне, это правда. Мало того, я убедил его сниматься в блокбастерах.

- А что, он отказывался?

- Да. Он хотел работать только в театре. Мы поехали с ним представлять фильм «Гарпастум» в Ригу. Жили в какой-то гостинице и однажды зашли в казино. Денег не было ни у меня, ни у Данилы. Поэтому мы пошли играть в автоматы, разменяв 5 или 10 долларов. Ни до, ни после я в автоматы не играл - не знаю, как Козловский. А ему как раз начали предлагать главные роли после «Гарпастума». И вот за игрой в эти автоматы Данила мне говорит: «Я не хочу сниматься в коммерческих фильмах». Я говорю: «Данила, тебе надо сниматься в коммерческих фильмах. Потому что иначе ты будешь замечательным, но не очень богатым актером, а так ты останешься замечательным, но будешь очень богатым. Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». И я его уговорил, как мне кажется. Он мне тогда очень доверял, потому что сыграл у меня свою первую крупную роль. Но я, конечно, тогда не знал, что его успех достигнет подобных масштабов.

- Довлатов у тебя пытается вклиниться в систему, как-то найти себя в ней, что-то написать, что у него просят. Ты видишь какие-то параллели с нынешним временем, когда все тоже хотят «позитивчика»?

- Есть проблема начальников - неважно, современных или времен царской России или Советского Союза - которые пытаются управлять талантливыми людьми, развитием культуры, вгонять ее в какие-то рамки, руководствуясь примерно одними и теми же лозунгами на протяжении многих столетий. Ни к чему это не привело, кроме того, что у нас очень много талантливых людей либо погибло, либо уехало.

Нравится нам это или нет, но когда ты прокручиваешь в голове список талантов, которые так или иначе имели какие-то бессмысленные проблемы с государством, то понимаешь, насколько он огромный и ужасающий. И Пушкин этого не обошел, и Толстой, и Блок, которого просто убили, потому что не выпустили за границу, и Гумилев, и Мандельштам, и тот же Бродский. Этих людей миллион. Я думаю, чуть ли не половина всей русской литературы, которой мы гордимся, - это литература людей, которыми пытались управлять, которым причиняли страдания, которых мучили, заставляя писать так, «как надо». А потом, когда эти люди от нас уходили, мы ими восторгались, признавали их великими художниками, ставили им памятники, устраивали фестивали в их честь, о них выходили книги, исследовавшие их творчество. А что было в кинематографе? Тарковский уехал, у моего папы запрещали фильм «Проверка на дорогах», абсолютно патриотическую картину. А за что запретили комедию Данелии «33»?

Конечно, это желание управлять культурой говорит о том, что наша страна патологически не учится на своих ошибках. У нас есть такое понятие социально ответственной интеллигенции. Это та интеллигенция, которая состоит из писателей чуть хуже, поэтов чуть хуже, художников чуть хуже, которые все время пытаются обучить людей талантливее их, как и что им надо правильно делать. В то же время культура - это инструмент мягкой силы государства. Но как мы можем осуществлять экспансию русского языка, русской культуры, каких-то наших цивилизационных представлений о мире (а они все равно немного другие, чем западные) - если наши художники начинают бояться быть самими собой?

- Ты говоришь про русскую культуру, какие-то главные ее черты. Но она всегда описывала страдания, и власть радостно предоставляла ей эту питательную среду. Если бы этого не было, может быть, и культура была бы другая.

- Ну конечно. Сначала мы людей мучаем, а потом спрашиваем: что ты такой невеселый? Вот Королев. Отсидел в лагере, спасся чудом, создал наш космос. Не отсидел бы в лагере - наверняка дольше бы прожил, и русские на Луну бы уже слетали, может быть.

- Туполев.

- Бродский. Послали в ссылку чудовищную, унижали на суде. Я читал эти абсолютно чудовищные стенограммы. Мордовали человека вообще ни за что. Бродский ведь вообще никаким диссидентом не был. Уезжать он не хотел до последнего. Я видел документы, по которым у него была возможность выехать раньше, чем его выгнали. Как можно было так поступать с людьми, которые так любили свою страну, так хотели остаться?

Довлатов Трейлер (2018) . Первый трейлер фильма Довлатов 2018 года

СТАС ТЫРКИН

https://www.kazan.kp.ru/daily/26795.4/3829775/